Жбанников Алексей Федорович. Младший сержант, командир саперного отделения В/ч пп 44585, 56-я гвардейская десантно-штурмовая бригада (г. Гардез, провинция Пактия)
08.02.1964 – 22.09.1984
Вещий сон
Первой миной, которую обнаружил и обезвредил в Афгане Алексей Жбанников, была «итальянка» нажимного действия весом в 2,5 килограмма. Она предназначалась для подрыва колесной техники и, как правило, была запрограммирована на определенное число нажимов, то есть могла взрываться хоть под первым, хоть под седьмым или двенадцатым грузовиком или БТРом.
Что испытывает и о чем думает сапер при разминировании первой в своей жизни мины?
– Конечно, про возможность взрыва, – признается Николай Таньков, тоже сапер, служивший со Жбанниковым в одном взводе и друживший с ним. – Когда находишь мину, разгребаешь грунт и касаешься взрывателя – холодный пот прошибает. А куда деваться? Кто-то должен идти и рисковать!
Размах минной войны в Афганистане впечатляет. Запад щедро снабжал моджахедов самым коварным и подлым видом оружия, всегда действующим внезапно и исподтишка. На вооружении мятежников имелись различные типы мин, в том числе противотанковые и пехотные, а также фугасы. Больше всего их имелось в отрядах, действовавших вблизи коммуникаций. Это были мины: ТС-2,5, ТС-1,6, ТС-50, СШ-50; американские М-19, М-18А, РСМЕ-С и «Клеймор»; шведские М-102; английские МК-7. Наиболее широко применялись мины в пластмассовом корпусе, срабатывающие после нескольких нажатий на крышку и плохо обнаруживаемые миноискателями, а также фугасы с дистанционным управлением и радиоуправляемые мины. Нередко применялись самодельные взрывные устройства и мины-сюрпризы в виде различных предметов бытового назначения.
Со всем этим арсеналом смерти Алексей Жбанников знакомился на занятиях в учебно-саперной роте в Фергане, куда он попал после призыва в армию в апреле 1983 года. Молодых саперов учили способам установки и обезвреживания мин. Минировали друг друга: один взвод идет – мины ставит, другой идет – их снимает. Еще тогда Алексей поражался изобретательности и изощренности душманов при ведении минной войны. Казалось бы, страна в своих законах и обычаях живет еще в глубоком средневековье (по местному календарю только заканчивался XV век), а вот поди ж ты, на лету схватывали все пояснения зарубежных инструкторов во время занятий в учебных пакистанских лагерях! Да еще сами по ходу минирования придумывали все новые и новые способы и методы.
Излюбленными местами на дорогах у «духовских» минеров были узкие места: повороты, серпантин, спуски, подъемы, мосты, тоннели, галереи, короче, там, где ограничена видимость и затруднены маневр и объезд. На дорогах с твердым покрытием мины устанавливались на съездах и обочинах, под асфальтом и бетоном путем подкопа под них сбоку и в местах нарушенного полотна дороги. Фугасы изготавливались из подручных средств – неразорвавшихся авиабомб, артснарядов и мин. Применялись мины-фугасы, начиненные бензином, керосином или дизельным топливом. Для повышения мощности взрыва использовалась селитра. В минах-сюрпризах и «Магнитках» применялся пластид.
«К нам в Гардез в 56-ю десантно-штурмовую бригаду Алексей прибыл на полгода позже меня, в июле 1983 года, – вспоминает Николай Таньков. – Сначала он находился в военном городке, где проходил своеобразный курс «молодого бойца», малость обстрелялся. Как более опытный, я с ним ходил на первые «боевые», на Алихейль. Показал на практике, что к чему. Там он и обезвредил свою первую мину. Что мне в нем понравилось: в походе вел себя хорошо. Как положено, дорогу и тропу смотрел, вовремя мины замечал и вытаскивал. В этом парне сразу чувствовалась какая-то житейская мудрость и практичность. Во все моментально врубался, схватывал на лету. Мы с ним быстро подружились. Особенно потом, когда его перебросили в Баракибарак, где стоял 3-й батальон бригады, в наш саперный взвод.
За шестнадцать месяцев службы в Афганистане младший сержант Жбанников принял участие в 30 боевых операциях. Лично обнаружил и обезвредил более 60 мин. За этими цифрами – изматывающие марши по горным тропам и грохот ожесточенных перестрелок с «духами», холодящие душу минуты разминирования и горечь утраты боевых товарищей, миг радости победы над очередной притаившейся в земле смертью и блаженные часы отдыха в палатке после трудного похода, когда просто лежишь, расслабив все тело, и ни о чем не думаешь.
Но далеко не всегда можно было обезвредить мину классическим способом, вывернув взрыватель. Оказалось, треть мин в Афганистане были с неизвлекаемостью, то есть не подлежали обезвреживанию.
«Внешне не определишь – неизвлекаемая мина или нет, – поясняет Николай Таньков. – Начинаешь с нее грунт сгребать – вроде обычная по виду. И только очередной камушек отшвырнул – сработала! Поэтому если было малейшее подозрение, мы такие мины взрывали на месте».
В Баракибараках 3-й батальон располагался в нескольких километрах от города в добротных казармах, оставшихся с тех времен, когда Афганистан пытались покорить англичане. В ту пору в них размещался то ли полк, то ли батальон оккупационных войск. Задачей 3-го батальона было прикрытие трассы Кабул – Гардез, охрана и сопровождение проходящих колонн. В этом случае во время их движения вдоль дороги выставлялись передвижные блокпосты и выделялись бронегруппы усиления с саперами. Наиболее опасные участки они проходили впереди головного БТРа пешком, проверяя их щупами и миноискателями.
Военный городок находился с правой стороны дороги (по ходу движения на Гардез), а к противоположной подползала «зеленка». Сразу за городком был мост через речку Логар. Дальше тянулся затяжной пологий подъем, а через несколько километров начинались горы. Справа от дороги пролегала извилистая и глубокая промоина, образованная дождевыми и талыми водами, текущими с гор. По этому природному арыку к трассе любили подбираться «духовские» минеры, так что возможностей незаметно подойти к этой важной для шурави транспортной артерии у моджахедов было хоть отбавляй, поэтому саперам приходилось трудиться в поте лица в поисках «духовских» «сюрпризов».
Однажды Жбанников вернулся после проводки очередной колонны такой усталый, что сил хватило лишь на то, чтобы кое-как умыться, запихнуть в себя остывшую кашу-перловку, добрести до кровати и упасть на нее, уткнувшись лицом в подушку. Таньков сел рядом на свою койку и участливо спросил:
– Что, Леха, туго пришлось?
Не поднимая головы, тот вяло махнул рукой:
– Понатыкали мин, суки! Верст десять пехом протопали да на карачках наползались!
Таньков ободряюще хлопнул друга по плечу:
– Терпи, казак, – атаманом будешь!
А ночью Николай внезапно проснулся от истошного крика и вскочил словно ошпаренный, не сразу сообразив, что кричит Жбанников.
– Лешк, Лешк, ты чего?! – схватил друга за плечи и потряс. Тот непонимающе уставился на Танькова. Дыхание частое, судорожное. Наконец кое-как выдавил из себя:
– Сон приснился! Взяли меня «духи», на пики насадили и жарят!
Николай присел рядом и положил руку на плечо:
– Да ладно, ты чего, успокойся! Мало ли какая фигня привидится!
Кое-как успокоил друга, тот снова лег и вскоре уснул. А Николай еще долго не мог заснуть: самому приснился какой-то странный и неприятный сон. Что бы все это значило? Так и не определившись, не заметил, как провалился в забытье...
...Дня через три после ночной побудки из Кабула на Гардез пошла очередная колонна. На сопровождение направили Жбанникова в паре с молодым сапером. Колонну они встретили километрах в десяти перед Баракибараком и забрались на головной БТР. Время от времени просили остановиться, спешивались, проверяли щупами подозрительные участки, потом возвращались на броню и ехали дальше.
Миновали Баракибарак, перед мостом опять спрыгнули на асфальт, проверили подступы, перешли через реку Логар. Жбанников проверял правую сторону дороги, его напарник – левую. Саперы шли, мягко ставя ногу, стараясь держаться на одной линии, осторожно тыкая щупами в обочины и выбоины в асфальте, словно два слепца. А вот и воронка от давнишнего подрыва, засыпанная пылью, песком и каменным крошевом. Алексей предельно собрался, отбросив все постороннее, впивался глазами в каждый подозрительный бугорок, погружая в него щуп... Нервы, зрачки, кончики пальцев буквально источали радиацию страха и напряжение жизни. Он был уверен, буквально чувствовал – там что-то есть!
Щуп тупо ткнулся во что-то твердое. Словно электрозаряд проскочил по железной рукоятке, ударил в руку, встряхнул тело: есть! Начал осторожно разгребать камешки и пыль, пока не показался кусочек знакомого ребристого тела: «итальянка»! И в следующий миг вздыбилась земля, плеснул огонь и лопнул воздух, отшвырнув Алексея назад...
«Когда нам по рации сообщили, что подорвался сапер, – вспоминает Николай Таньков, – я сразу подумал: кто? Наверняка молодой! Леха вроде опытный, больше года прослужил, соображает, что к чему! А на душе все ж кошки заскребли...»
Таньков выбежал к дороге, ожидая БТР с раненым сапером. Когда тот наконец подъехал и остановился, Николай тут же запрыгнул на броню и увидел окровавленный обрубок человеческого тела. Взрывом здорово посекло одну ногу и полностью оторвало другую и руку, осколками раздробило челюсть. Таньков заметил знакомый нагрудник и похолодел: это был Леха! Он сам недавно подарил Жбанникову свой нагрудник как «дембельский» подарок.
Раненый был без сознания, истекая кровью. Николай и другие солдаты осторожно сняли его с брони и бережно, но быстро понесли к медпункту. Фельдшер батальона пытался остановить кровь, ставил зажимы, забинтовывал раны, но все было напрасно. Жбанников умер, не приходя в сознание. Это случилось 22 сентября 1984 года...
...Алексей многого не успел в своей жизни. Не успел закончить службу. Не успел жениться. У него могли бы быть хорошие, красивые, трудолюбивые дети. В их семье любили детей: возвращения Алексея со службы с нетерпением ждали семь сестер и три брата. Для каждого в его письмах находились доброе слово, наказ слушаться родителей, помогать им. Не успел надышаться запахом родной земли. «Страшно тянет на сенокос», – написал он в своем очередном письме и поставил дату: 3.09.84 г. Разве думал он, что этот листочек бумаги в клеточку станет последней весточкой от него?
Мать и отец А. Жбанникова берегут все связанное с ним: орден, письма, документы, извещение о смерти, даже квитанцию о переводе – денежное довольствие на 65 рублей 18 копеек, почтовый сбор с которого взять не преминули (рубль с копейками).
...Он был обыкновенным парнем. Хорошо учился в школе. На «4» и «5» закончил профтехучилище. И профессию выбрал что ни на есть мирную – газосварщик. А стал солдатом, минером, то есть тем, кто, обезвреживая очередную мину, каждый раз отводил в сторону косу смерти, занесенную над чьими-то жизнями. Шестьдесят раз ему это удавалось, а в шестьдесят первый смерть оказалась быстрее...
За мужество и отвагу младший сержант А. Жбанников был посмертно награжден орденом Красной Звезды. Похоронен на родине, в селе Ива Нижнеломовского района.
Вещий сон
Первой миной, которую обнаружил и обезвредил в Афгане Алексей Жбанников, была «итальянка» нажимного действия весом в 2,5 килограмма. Она предназначалась для подрыва колесной техники и, как правило, была запрограммирована на определенное число нажимов, то есть могла взрываться хоть под первым, хоть под седьмым или двенадцатым грузовиком или БТРом.
Что испытывает и о чем думает сапер при разминировании первой в своей жизни мины?
– Конечно, про возможность взрыва, – признается Николай Таньков, тоже сапер, служивший со Жбанниковым в одном взводе и друживший с ним. – Когда находишь мину, разгребаешь грунт и касаешься взрывателя – холодный пот прошибает. А куда деваться? Кто-то должен идти и рисковать!
Размах минной войны в Афганистане впечатляет. Запад щедро снабжал моджахедов самым коварным и подлым видом оружия, всегда действующим внезапно и исподтишка. На вооружении мятежников имелись различные типы мин, в том числе противотанковые и пехотные, а также фугасы. Больше всего их имелось в отрядах, действовавших вблизи коммуникаций. Это были мины: ТС-2,5, ТС-1,6, ТС-50, СШ-50; американские М-19, М-18А, РСМЕ-С и «Клеймор»; шведские М-102; английские МК-7. Наиболее широко применялись мины в пластмассовом корпусе, срабатывающие после нескольких нажатий на крышку и плохо обнаруживаемые миноискателями, а также фугасы с дистанционным управлением и радиоуправляемые мины. Нередко применялись самодельные взрывные устройства и мины-сюрпризы в виде различных предметов бытового назначения.
Со всем этим арсеналом смерти Алексей Жбанников знакомился на занятиях в учебно-саперной роте в Фергане, куда он попал после призыва в армию в апреле 1983 года. Молодых саперов учили способам установки и обезвреживания мин. Минировали друг друга: один взвод идет – мины ставит, другой идет – их снимает. Еще тогда Алексей поражался изобретательности и изощренности душманов при ведении минной войны. Казалось бы, страна в своих законах и обычаях живет еще в глубоком средневековье (по местному календарю только заканчивался XV век), а вот поди ж ты, на лету схватывали все пояснения зарубежных инструкторов во время занятий в учебных пакистанских лагерях! Да еще сами по ходу минирования придумывали все новые и новые способы и методы.
Излюбленными местами на дорогах у «духовских» минеров были узкие места: повороты, серпантин, спуски, подъемы, мосты, тоннели, галереи, короче, там, где ограничена видимость и затруднены маневр и объезд. На дорогах с твердым покрытием мины устанавливались на съездах и обочинах, под асфальтом и бетоном путем подкопа под них сбоку и в местах нарушенного полотна дороги. Фугасы изготавливались из подручных средств – неразорвавшихся авиабомб, артснарядов и мин. Применялись мины-фугасы, начиненные бензином, керосином или дизельным топливом. Для повышения мощности взрыва использовалась селитра. В минах-сюрпризах и «Магнитках» применялся пластид.
.gif) |
«К нам в Гардез в 56-ю десантно-штурмовую бригаду Алексей прибыл на полгода позже меня, в июле 1983 года, – вспоминает Николай Таньков. – Сначала он находился в военном городке, где проходил своеобразный курс «молодого бойца», малость обстрелялся. Как более опытный, я с ним ходил на первые «боевые», на Алихейль. Показал на практике, что к чему. Там он и обезвредил свою первую мину. Что мне в нем понравилось: в походе вел себя хорошо. Как положено, дорогу и тропу смотрел, вовремя мины замечал и вытаскивал. В этом парне сразу чувствовалась какая-то житейская мудрость и практичность. Во все моментально врубался, схватывал на лету. Мы с ним быстро подружились. Особенно потом, когда его перебросили в Баракибарак, где стоял 3-й батальон бригады, в наш саперный взвод.
За шестнадцать месяцев службы в Афганистане младший сержант Жбанников принял участие в 30 боевых операциях. Лично обнаружил и обезвредил более 60 мин. За этими цифрами – изматывающие марши по горным тропам и грохот ожесточенных перестрелок с «духами», холодящие душу минуты разминирования и горечь утраты боевых товарищей, миг радости победы над очередной притаившейся в земле смертью и блаженные часы отдыха в палатке после трудного похода, когда просто лежишь, расслабив все тело, и ни о чем не думаешь.
Но далеко не всегда можно было обезвредить мину классическим способом, вывернув взрыватель. Оказалось, треть мин в Афганистане были с неизвлекаемостью, то есть не подлежали обезвреживанию.
«Внешне не определишь – неизвлекаемая мина или нет, – поясняет Николай Таньков. – Начинаешь с нее грунт сгребать – вроде обычная по виду. И только очередной камушек отшвырнул – сработала! Поэтому если было малейшее подозрение, мы такие мины взрывали на месте».
В Баракибараках 3-й батальон располагался в нескольких километрах от города в добротных казармах, оставшихся с тех времен, когда Афганистан пытались покорить англичане. В ту пору в них размещался то ли полк, то ли батальон оккупационных войск. Задачей 3-го батальона было прикрытие трассы Кабул – Гардез, охрана и сопровождение проходящих колонн. В этом случае во время их движения вдоль дороги выставлялись передвижные блокпосты и выделялись бронегруппы усиления с саперами. Наиболее опасные участки они проходили впереди головного БТРа пешком, проверяя их щупами и миноискателями.
Военный городок находился с правой стороны дороги (по ходу движения на Гардез), а к противоположной подползала «зеленка». Сразу за городком был мост через речку Логар. Дальше тянулся затяжной пологий подъем, а через несколько километров начинались горы. Справа от дороги пролегала извилистая и глубокая промоина, образованная дождевыми и талыми водами, текущими с гор. По этому природному арыку к трассе любили подбираться «духовские» минеры, так что возможностей незаметно подойти к этой важной для шурави транспортной артерии у моджахедов было хоть отбавляй, поэтому саперам приходилось трудиться в поте лица в поисках «духовских» «сюрпризов».
.gif) |
Однажды Жбанников вернулся после проводки очередной колонны такой усталый, что сил хватило лишь на то, чтобы кое-как умыться, запихнуть в себя остывшую кашу-перловку, добрести до кровати и упасть на нее, уткнувшись лицом в подушку. Таньков сел рядом на свою койку и участливо спросил:
– Что, Леха, туго пришлось?
Не поднимая головы, тот вяло махнул рукой:
– Понатыкали мин, суки! Верст десять пехом протопали да на карачках наползались!
Таньков ободряюще хлопнул друга по плечу:
– Терпи, казак, – атаманом будешь!
А ночью Николай внезапно проснулся от истошного крика и вскочил словно ошпаренный, не сразу сообразив, что кричит Жбанников.
– Лешк, Лешк, ты чего?! – схватил друга за плечи и потряс. Тот непонимающе уставился на Танькова. Дыхание частое, судорожное. Наконец кое-как выдавил из себя:
– Сон приснился! Взяли меня «духи», на пики насадили и жарят!
Николай присел рядом и положил руку на плечо:
– Да ладно, ты чего, успокойся! Мало ли какая фигня привидится!
Кое-как успокоил друга, тот снова лег и вскоре уснул. А Николай еще долго не мог заснуть: самому приснился какой-то странный и неприятный сон. Что бы все это значило? Так и не определившись, не заметил, как провалился в забытье...
...Дня через три после ночной побудки из Кабула на Гардез пошла очередная колонна. На сопровождение направили Жбанникова в паре с молодым сапером. Колонну они встретили километрах в десяти перед Баракибараком и забрались на головной БТР. Время от времени просили остановиться, спешивались, проверяли щупами подозрительные участки, потом возвращались на броню и ехали дальше.
 |
Миновали Баракибарак, перед мостом опять спрыгнули на асфальт, проверили подступы, перешли через реку Логар. Жбанников проверял правую сторону дороги, его напарник – левую. Саперы шли, мягко ставя ногу, стараясь держаться на одной линии, осторожно тыкая щупами в обочины и выбоины в асфальте, словно два слепца. А вот и воронка от давнишнего подрыва, засыпанная пылью, песком и каменным крошевом. Алексей предельно собрался, отбросив все постороннее, впивался глазами в каждый подозрительный бугорок, погружая в него щуп... Нервы, зрачки, кончики пальцев буквально источали радиацию страха и напряжение жизни. Он был уверен, буквально чувствовал – там что-то есть!
Щуп тупо ткнулся во что-то твердое. Словно электрозаряд проскочил по железной рукоятке, ударил в руку, встряхнул тело: есть! Начал осторожно разгребать камешки и пыль, пока не показался кусочек знакомого ребристого тела: «итальянка»! И в следующий миг вздыбилась земля, плеснул огонь и лопнул воздух, отшвырнув Алексея назад...
«Когда нам по рации сообщили, что подорвался сапер, – вспоминает Николай Таньков, – я сразу подумал: кто? Наверняка молодой! Леха вроде опытный, больше года прослужил, соображает, что к чему! А на душе все ж кошки заскребли...»
Таньков выбежал к дороге, ожидая БТР с раненым сапером. Когда тот наконец подъехал и остановился, Николай тут же запрыгнул на броню и увидел окровавленный обрубок человеческого тела. Взрывом здорово посекло одну ногу и полностью оторвало другую и руку, осколками раздробило челюсть. Таньков заметил знакомый нагрудник и похолодел: это был Леха! Он сам недавно подарил Жбанникову свой нагрудник как «дембельский» подарок.
Раненый был без сознания, истекая кровью. Николай и другие солдаты осторожно сняли его с брони и бережно, но быстро понесли к медпункту. Фельдшер батальона пытался остановить кровь, ставил зажимы, забинтовывал раны, но все было напрасно. Жбанников умер, не приходя в сознание. Это случилось 22 сентября 1984 года...
 |
...Алексей многого не успел в своей жизни. Не успел закончить службу. Не успел жениться. У него могли бы быть хорошие, красивые, трудолюбивые дети. В их семье любили детей: возвращения Алексея со службы с нетерпением ждали семь сестер и три брата. Для каждого в его письмах находились доброе слово, наказ слушаться родителей, помогать им. Не успел надышаться запахом родной земли. «Страшно тянет на сенокос», – написал он в своем очередном письме и поставил дату: 3.09.84 г. Разве думал он, что этот листочек бумаги в клеточку станет последней весточкой от него?
Мать и отец А. Жбанникова берегут все связанное с ним: орден, письма, документы, извещение о смерти, даже квитанцию о переводе – денежное довольствие на 65 рублей 18 копеек, почтовый сбор с которого взять не преминули (рубль с копейками).
...Он был обыкновенным парнем. Хорошо учился в школе. На «4» и «5» закончил профтехучилище. И профессию выбрал что ни на есть мирную – газосварщик. А стал солдатом, минером, то есть тем, кто, обезвреживая очередную мину, каждый раз отводил в сторону косу смерти, занесенную над чьими-то жизнями. Шестьдесят раз ему это удавалось, а в шестьдесят первый смерть оказалась быстрее...
За мужество и отвагу младший сержант А. Жбанников был посмертно награжден орденом Красной Звезды. Похоронен на родине, в селе Ива Нижнеломовского района.